Опыт использования вопросов о личности респондента в лонгитюдных исследованиях
В ходе завершившейся недавно седьмой волны Лонгитюда Малого Бизнеса ФОМ мы включили в анкету вопрос о хобби, который вызвал у респондентов живейший интерес и привел к неожиданным открытиям. В частности, мы выяснили, что предприниматели, имеющие хобби, лучше переносят неблагоприятные воздействия внешней среды. Помимо содержательных выводов эксперимент с таким, казалось бы, не относящимся напрямую к проблематике малого бизнеса вопросом помог нам получить и важный методический опыт. Расскажем о нем в этой статье.
Рассчитанный на 10 лет Лонгитюд был запущен в середине 2021 года. Раз в квартал мы связываемся с 700 одними и теми же предпринимателями и говорим с ними о состоянии их бизнеса. Скоро, по завершении восьмой волны, проект отметит свое двухлетие, это возраст зрелости*.
*Биологи поправят нас, сказав, что аналогия с живыми организмами (вводимая терминами «возраст» и «зрелость») неуместна, поскольку у лонгитюдов, в отличие от организмов, отсутствует трансфераза – фермент, участвующий в сотнях биохимических реакций и являющийся неотъемлемой частью наиболее важных процессов жизни. Но, к счастью, у нас в социологии есть собственная традиция, позволяющая говорить о возрасте некоторого социального явления. Это феноменологическая традиция, и дальше мы будем рассуждать о «возрасте» и «зрелости» именно в терминах феноменологической социологии.
О зрелости исследовательского проекта мы можем рассуждать, если реконструируем пошагово первые несколько контактов интервьюеров с респондентами и посмотрим, какие изменения происходили в жизненном мире (по Шютцу) участников исследовательской коммуникации.
Первый контакт интервьюеров с респондентами состоялся в момент рекрутирования будущих участников Лонгитюда из Панели Малого Бизнеса ФОМ (ПМБ) в специальную субпанель Лонгитюда Малого Бизнеса ФОМ (ЛМБ). Это можно назвать волной номер ноль (май 2021 года).
К тому моменту ни у интервьюеров (будущих лонг-интервьюеров), ни у респондентов (будущих лонг-респондентов) еще нет никакого представления о том, что будет возникать в ходе и в результате их общения. Есть только вежливость, базовая установка респондентов на кооперацию и, возможно, некоторая их заинтригованность предложением в течение 10 лет участвовать в важном социальном эксперименте. (Можно предположить, что предприниматели рассуждали по формуле «такого со мной еще в жизни не происходило; очень интересно, что же будет дальше»).
** Термин «лонг-интервьюер» в ФОМе возник в мае 2021 года, когда во время рекрута участников Панели Малого Бизнеса в будущий Лонгитюд обнаружилось, что простые интервьюеры – операторы кол-центров (а взаимодействие с участниками ПМБ и ЛМБ ведется преимущественно по телефону) – в массе своей совершенно не подходят для общения с предпринимателями. Привыкшие к общению в стандартизированных интервью, строгому следованию инструкции (скрипту беседы) операторы звонковых центров не улавливали интонации и иронии предпринимателей, многозначительных вздохов и аллегорий, шуток и прибауток, характерных для речи людей с повышенным уровнем личностной автономии. Операторы заставляли предпринимателей отвечать серьезно, зачитывали им с ровной, бесстрастной интонацией анкетные формулировки, варианты ответа, а предприниматели, в свою очередь, просили больше никогда не звонить и бросали трубки. И тогда стало ясно, что разговаривать с респондентами, с которыми мы договариваемся идти рука об руку 10 лет, могут только люди с особым жизненным опытом и с особыми коммуникативными компетенциями – понимающие, что такое бизнес и кто такой предприниматель, способные поддерживать разговор и извлекать структурированную информацию из неформализованной беседы. Такие люди из числа руководителей или ведущих сотрудников организаций – Партнеров ФОМа по всей стране и составили костяк команды лонг-интервьюеров.
Первый содержательный контакт состоялся в июле 2021-го, к этому моменту интервьюеры уже успели стать лонг-интервьюерами**, а респонденты еще были самими собой. И те и другие впервые столкнулись с содержанием анкеты, но едва ли сразу поняли, что общаться несколько лет подряд придется «вокруг» этого содержания. Это понимание пришло на следующем шаге, в ходе второй волны, когда серийные вопросы Лонгитюда повторились через квартал. И окончательно закрепилось в ходе третьей волны. Здесь эффект новизны с сопутствующими эмоциями интереса, удивления начал угасать. Новое и внешнее для участников общения превратились в пережитое и усвоенное, то есть стало своим, стало частью жизненного мира как лонг-интервьюера, так и респондента, который к третьей волне превратился в лонг-респондента***.
*** С обычным респондентом, попадающим в вероятностную выборку в массовых опросах, исследователи в лице интервьюеров вступают в краткосрочную одноразовую коммуникацию. С ними не возникает отношений. Подобно тому, как не возникает отношений с билетером в кассе метро на другом конце города, в котором ты бываешь раз в несколько лет. При необходимости такой массовый респондент может быть заменен на другую единицу, обладающую теми же социальными характеристиками. В отличие от этого, в лонгитюдах мы взаимодействуем с респондентом годами на регулярной основе. Между ним и интервьюером складываются отношения. Потеря таких респондентов для исследователя крайне болезненна, ведь из-за этого он недополучает важные данные о траектории данного конкретного человека.
После третьего контакта взаимодействие между лонг-интервьюером и лонг-респондентом выходит на плато, рутинизируется. Заинтригованность, ожидание новизны впечатлений, выступавшие драйверами отношений на ранних этапах общения, уступают место привычности и предсказуемости. В таком режиме привычности общающиеся стороны интенсифицируют то, что лингвисты и антропологи называют фатической коммуникацией – общением, направленным на поддержание контакта, а не на обмен существенной содержательной информацией. Здесь люди начинают интересоваться тем, как друг у друга дела, что нового произошло в жизни, делиться печалями и радостями. Возникает удивительная инверсия. Обычно фатические слова типа «привет!» и «как дела?» являются фоном для содержательного общения, а здесь ровно наоборот: привычное и с каждым разом все менее интересное общение по делу становится поводом и фоном для того, чтобы поговорить о простом, человеческом. Особенно форсируется фатическая коммуникация со стороны лонг-интервьюеров – ведь для них жизненно важно (это их профессиональная задача) раз в квартал возобновить контакт и поговорить с лонг-респондентом****.
****Интересен был бы следующий эксперимент, который в силу ультрадороговизны представляется практически нереализуемым, а потому сближается с мыслительным: что произойдет, если после нескольких лет регулярного общения в Лонгитюде интервьюеры вдруг неожиданно (гораздо раньше обозначенного срока завершения исследования) перестанут инициировать контакт с респондентами? Позвонят ли сами респонденты, чтобы провести очередную волну? Очевидно, что если и да, то не все. Какой процент пойдет на такой шаг?
Таким образом, первые волны лонгитюдных исследований хороши именно предсказуемостью и повторяемостью своего содержания. Благодаря этой повторяемости отношения: а) возникают и б) стабилизируются. Лонг-респондент и лонг-интервьюер постепенно становятся друг другу добрыми знакомыми*****. Эта фатическая коммуникация поддерживает вышедшие на плато стабильные отношения, не дает им деградировать и прерваться. Такое прерывание в опросной социологии называется осыпанием, или смертностью, панели.
***** Отдельным методическим вопросом, на который пока у команды ЛМБ нет ответа, является вопрос: «А допустимо ли в принципе интервьюеру сближаться с респондентом, не породит ли это артефактов?» По мнению директора Фонда социальных исследований, доктора социологических наук Владимира Борисовича Звоновского, высказанному им на XXVIII съезде Ассоциации «Группа 7/89» в Казани (июнь 2022 года), здесь могут возникать артефакты, связанные с тем, что у общающихся сторон неизбежно возникнут образы друг друга и в какой-то момент вместо того, чтобы рассказать, как реально обстоят дела, респондент окажется озабочен поддержанием ранее сконструированного образа и начнет генерировать нарратив, направленный на такое подержание образа. Следует всерьез отнестись к этой методической озабоченности. Действительно, так работают социально-психологическое механизмы долговременного общения. В то же время следует отметить, что возникающие здесь теоретико-методологические императивы вступают в противоречие с техническими императивами. Для элиминации обозначенных профессором Звоновским эффектов необходимо организовывать ротацию лонг-интервьюеров. В первом приближении кажется, что в таком случае нам будет труднее добиваться каждого следующего контакта с участником исследования. Скорость осыпания панели Лонгитюда многократно возрастет. Поэтому пока мы делаем выбор в пользу выстраивания отношений между лонг-интервьюером и лонг-респондентом и контролируем истинность высказываний последнего через контроль их когерентности (логической непротиворечивости) – в соответствии с когерентной теорией истинности.
В то же время одна лишь фатическая коммуникация неспособна предотвратить постепенную утрату интереса к ставшему слишком предсказуемым общению. Особенно это актуально, когда лонг-респондентами выступают предприниматели, которые, помимо азарта и склонности к риску, характеризуются тем, что хорошо умеют калькулировать альтернативные издержки. Как однажды отметил крупнейший российский эксперт по методологии социологических исследований Геннадий Семенович Батыгин при ответе на вопрос «Как Вы относитесь к поговорке «время – деньги»?», к ней следует относиться серьезно, но нужно учитывать, что не все виды деятельности (занимающие время) одинаково ликвидны. Рано или поздно у предпринимателей более ликвидные виды деятельности одержат верх над участием в лонгитюдных беседах, и следует ожидать, что в какой-то момент лонг-респонденты начнут вытеснять последние на периферию своей повседневности. Затем, по мере того как общение будет становиться для них в тягость, превращаться в обязанность, они начнут постепенно пропадать с радаров. Для предотвращения этого сценария необходимо развивать отношения.
Оказалось, потенциал для развития содержится в самой архитектуре анкеты Лонгитюда. Она состоит из двух частей: сквозные вопросы, не меняющиеся от волны к волне (в них – основная ценность ежеквартальных замеров), и тематические вопросы. Последние, в отличие от сквозных вопросов, всегда привязаны к какой-то ситуативной повестке, и на них отвечать интересно – размышляя над ответами, лонг-респонденты видят связь с актуальнейшими проблемами современности. В отчетах лонг-интервьюеров постоянно сообщалось, что тематические вопросы хорошо оживляют опросную коммуникацию. Отталкиваясь от этого, исследовательская команда Лонгитюда сделала следующий шаг в направлении «отношения нужно как-то развивать».
Хотя тематический блок вопросов способствовал оживлению общения, все-таки это было скорее побочным эффектом. Содержащиеся в нем вопросы всегда злободневны, актуальны, и размышлять над ними лонг-респонденту интересно, особенно в присутствии интересного собеседника, доброго знакомого (лонг-интервьюера). Но, несмотря на это, тематические вопросы все-таки чужеродны для лонг-респондента, они интересны исследователям, а лонг-респонденту интересны постольку-поскольку.
Логичным шагом было включить в тематический блок вопрос о самом дорогом для респондента – о нем самом, заинтересоваться его личностью per se******, а не его мнением по поводу внешних реалий. Так в анкете седьмой волны появился вопрос о хобби.
Этот вопрос произвел эффект разорвавшейся бомбы. Первой реакцией лонг-респондентов, по свидетельству интервьюеров, было изумление. Они, привыкшие отвечать на местами интересные, но в целом на чуждые их собственной прагматике вопросы, не верили своим ушам, переспрашивали: так ли они поняли, действительно ли исследователей интересует их персона, их увлечение?
****** Саму по себе (лат.)
Получив подтверждение, предприниматели принимались воодушевленно рассказывать о себе. Координатор исследования ЛМБ, ветеран ФОМа Найля Абдулхаерова так описала реакцию лонг-интервьюеров:
«Почти все лонг-интервьюеры отмечали, что после серьезных, эмоционально тревожных вопросов о состоянии их бизнеса в прошедшем квартале переход на блок вопросов об увлечениях вначале приводил респондентов в ступор, слышалась пауза, «спотыкание», а потом, и это отмечало большинство, «слышали» у-л-ы-б-к-у».
Вынесенная в заголовок этой статьи цитата – это высказывание одного из лонг-интервьюеров, его оценка качества общения с лонг-респондентами после того, как был задан вопрос о хобби. Такие методические отчеты интервьюеры составляют по итогам каждой волны Лонгитюда. Отчеты седьмой волны оказались пронизаны эмоциями, экспрессией. Приведем еще несколько цитат из разных отчетов.
«Мне казалось, что в момент зачитывания этих вопросов респонденты резко сбавляли скорость своей жизни и даже тормозили, останавливались, расплывались в улыбке...»
«Всем респондентам понравился вопрос про хобби и хочется написать: «спасибо за человеческие вопросы про увлечения и знания, это круто!»
Из отчетов лонг-интервьюеров видно, что респондентам разговор о них самих понравился. Но останется ли от этого опыта что-то, кроме приятных воспоминаний? Ответ – да, и вот почему.
Во-первых, следует отметить, что вопрос о хобби и ответ на него прозвучали не в вакууме. Помимо того что лонг-респонденты были удивлены и рады интересу к себе, этот разговор произвел эффект и на интервьюеров. В отличие от обычного одноразового интервью, характеризующегося высокой степенью формализации, разговор лонг-интервьюера с лонг-респондентом строится на фундаменте отношений доброго приятельствования и является скорее обменом мнениям, беседой.
Во-вторых, реплики, ответы респондентов о хобби не повисали в воздухе, не были встречены вежливо-прохладным «понятно, спасибо, переходим к следующему вопросу» – нет, они вызывали встречный интерес и встречное любопытство спрашивающего. И более того, они ложились на благодатную почву прошлых эпизодов общения, где бывали аналогичные удивления (и иногда восхищения) собеседником. Снова обратимся к цитате, вынесенной в заголовок: «я и так [=раньше] восторгаюсь [=восторгалась] этими людьми».
Кроме того, на реплики предпринимателей лонг-интервьюеры – такова логика беседы как формата общения – отвечали своими суждениями о хобби, выказывали удивление и восхищение или рассказывали о своих хобби. Вот еще одна характерная реплика лонг-интервьюера.
«Вопросы о хобби – настоящая находка. С некоторыми респондентами в вопросе о хобби мы нашли общие интересы, что-то удивило, что-то порадовало».
С учетом этого фактора двусторонности коммуникации и ее серийного характера с постепенной аккумуляцией знаний друг о друге можно выделить следующие положительные эффекты вопросов, ориентированных на личность лонг-респондента.
1. Обоим участникам коммуникации было интересно в моменте. Респондентам было интересно рассказывать о себе, а интервьюерам – слушать. В частности, вот какие необычные хобби попали в копилку историй.
«Один респондент очень подробно рассказал о своем увлечении, реально было интересно послушать. Человек многогранный, в числе его увлечений – стрижка (парикмахер), маникюр, графика, написание портретов. Но относительно недавно он увлекся поиском металлов, кладов, монет и прочих старинных изделий с помощью металлоискателя. Это дело его так увлекло, что он подсадил на него всю семью, друзей. А поняв серьезность своего увлечения, стал приобретать и серьезную экипировку: недавно купил металлоискатель за полмиллиона рублей».
«Один из постоянных участников проекта написал книгу о судебных спорах, прислал мне ссылку на издание, и я заказала книгу, сообщив ему об этом. <...> Книга оооочень интересная, написана легким, доступным языком, разбита на короткие, завершенные сюжеты (что лично я очень люблю), я вчера проглотила примерно четверть книги. <…> Переписываемся с ним».
«Один из респондентов много рассказывал интервьюеру про то, что они с женой устраивают [легальные] автогонки: они сами – и автогонщики, и организаторы. У них есть свое сообщество».
2. Помимо того что каждый получил индивидуальные приятные эмоции, важно, что эти эмоции были получены именно в ходе взаимодействия в рамках Лонгитюда. Это приятное сопереживание, которое запомнится и станет частью общей реальности лонг-интервьюера и лонг-респондента.
3. Ответы на вопросы о личности респондента и сопутствующие реакции интервьюера дают возможность сторонам лучше узнать друг друга. Это углубляет добрые-приятельские-отношения. Люди начинают еще больше относиться друг к другу как личности, а не как к функциональной ролевой единице.
4. Наконец, появление такого вопроса создало позитивный прецедент: в, казалось бы, уже абсолютно предсказуемом и рутинном Лонгитюде вновь возникает интрига. Предприниматель снова начинает думать о нем в формате «очень интересно, что же будет дальше?».
Забегая вперед, отметим, что мы не обманули ожиданий лонг-респондентов. Для этого мы собрали идеи участников исследовательской команды (в первую очередь, лонг-интервьюеров) о том, какой вопрос, аналогичный вопросу о хобби, можно было бы задать в дальнейшем. На основе предложенных вариантов мы сформировали арсенал вопросов о личности, и первый из них – «как прошлый опыт работы респондента соотносится с его сегодняшним бизнесом, из чего он исходил, выбирая сферу бизнеса?» – уже успешно применяется в ходе следующей, восьмой волны ЛМБ. На него респонденты тоже реагируют очень позитивно.
Такие простые человеческие вопросы, как вопрос о хобби, оказались важны для респондентов. Предприниматели участвуют в Лонгитюде бескорыстно. Их главный мотив – сдержать данное в самом начале слово и делать вместе с исследователями большое, важное дело, которое войдет в историю. Но на этом пути у них неизбежно накапливается усталость. В том числе и от серийности опыта. Главный смысл начинает затираться, уходить на второй план. И тут внезапно звучит вопрос о них самих, бьющий в самый центр их идентичности: «Скажите, что Вы любите делать, и я скажу, кто Вы». И этот вопрос освежает отношения, проясняет затуманивавшиеся было смыслы, включая главный смысл. То же справедливо и для интервьюеров. Да, в отличие от респондентов, для них это полноценная работа, которую они делают за деньги. Но не ради денег. Они работают с людьми, и от того, насколько они разделяют главный смысл этой работы, зависит качество их взаимодействия с респондентами. Вопросы о личности респондента позволяют вдыхать в постоянно рутинизирующееся общение новую жизнь и возвращать участников взаимодействия к главным смыслам. Это дает уверенность, что Лонгитюд продлится запланированные 10 лет и выведет научное сообщество на новые уровни понимания биографических траекторий предпринимателей, созданных ими бизнесов, глубинных черт российского малого бизнеса и самой природы малого предпринимательства.