«Готовы экспортировать исследовательский продукт»

Сколько времени прошло между этим первым опытом оплачиваемой полевой работы и непосредственно открытием собственного бизнеса?

Всё произошло достаточно быстро. Я сделала для этого заказчика еще два-три опроса в качестве интервьюера, а потом начала свое дело. Это было на том же четвертом курсе – в весеннем семестре, в марте 1997-го. Сначала мы арендовали офис в университете – маленькую комнатку в лаборатории, а через пару лет сняли уже отдельный – надо сказать, достаточно просторный для начинающих исследователей (около 80 квадратных метров) – офис.

Сейчас об этом забавно вспоминать, это может показаться чем-то фантастическим, но тогда, в конце 90-х, еще толком не функционировала электронная почта. Она была откровенной экзотикой. И поэтому мы обменивались информацией с заказчиками из других регионов (конечно, главным образом из Москвы) с помощью более привычных, более укладывавшихся в нашей голове способов: получали прототип анкеты поездом или самолетом, сами их размножали, а результаты диктовали заказчику по телефону. И ведь работало же!

И лишь где-то через год после начала работы один из заказчиков купил нам компьютер. Мы создавали на нем массив данных, сохраняли его на дискету и шли отправлять туда, где была электронная почта. Это был уже большой прогресс. Тогда же мы сами купили себе принтер, а также купили себе для офиса сотовый телефон. За тысячу с лишним долларов – это были огромные деньги.

Почему сотовый для офиса? Почему не стационарный? Нужно было быть постоянно на связи, даже когда Вы были вне офиса?

Нет-нет, это не связано с мобильностью. Видите, как работает наше сознание. Мы модернизируем еще совсем недавнюю историю. На самом деле, мобильный мы купили именно в офис, и он функционировал как обычный стационарный телефон. Просто в то время еще был дефицит номерных емкостей на городских телефонных узлах. Люди и организации годами стояли в очереди, чтобы получить номер. Мы даже и мечтать не могли, что когда-нибудь достоимся. Проще, хоть и на два порядка дороже, было купить мобильный. Мы, помню, очень радовались, что нашли такое нестандартное решение для неразрешимой проблемы. Как же всё быстро поменялось! А сейчас эти стационарные телефоны и номера никому не нужны…

Верно! У меня дома телефон уже несколько лет выполняет только одну функцию: за него нужно один раз в месяц платить. И всё. Но рука не поднимается отказаться от номера. Вы рассказали о впечатляющем и быстром старте. Вот уж действительно, всё, что делается, делается быстро. А когда именно Вы почувствовали, что у Вас не разовый заработок, не подработка для прибавки к стипендии, а настоящий работающий бизнес?

Я это ощутила после первых же заказов. И было две вещи, которые заставили меня чувствовать реальность происходящего. Первое – это деньги. Всё-таки я была еще студенткой и жила с родителями, знала семейные доходы. И когда я видела, что зарабатываю в месяц значительно больше, чем моя мама, у которой трудовой стаж был уже два десятка лет, я понимала, что это настоящая работа. Второе – это ответственность за людей, которых я наняла, пригласила работать. Это были порой уже зрелые люди, и эта работа для них была единственным источником дохода. Нельзя было относиться к этому несерьезно.

И я относилась очень серьезно, искала возможности, искала заказы. Осенью 1997 года мне в руки попал внутренний телефонный справочник Государственной думы. В нем были телефоны московских организаций, занимающихся социологическими исследованиями и опросами населения. Предвосхищая Ваш вопрос, а почему нельзя было посмотреть в интернете, замечу, что интернета как такового тогда еще не было. Ну, то есть мы все слышали такое слово, но толком еще не представляли себе, что это такое и как им пользоваться. Уверена, что и столичные компании тогда только осваивали его. Не думаю, что у всех у них были сайты. В общем, этот бумажный телефонный справочник – это была большая находка и большая ценность. Я обзвонила все организации из него и предложила свои услуги в качестве подрядчика по проведению полевой части работ в Дальневосточном регионе. Коллеги согласились. Так уже в первый год работы наш бизнес обрел стабильную клиентскую базу, стабильный поток заказов.

Что-нибудь сохранилось с тех времен, какие-нибудь артефакты? Телефон, например, тот мобильный?

Главное, что удалось сохранить с тех времен, – это часть команды и ощущение того, что возможно всё, что ты задумаешь. Артефакты, увы, не сохранились. Как-то не подумали мы, что относиться этим вещам можно как к будущим музейным экспонатам, а не как к рабочему инструменту. Когда техника устаревает, мы просто меняем ее. Удовольствие мы испытываем от того, что у нас теперь что-то будет работать быстрее, лучше и выглядеть будет новее. А не от консервации древностей (смеется).

Расскажите о людях. Вы сказали, что удалось сохранить часть команды. Значит ли это, у Вас что идет обновление команды, появляются молодые кадры?

Это очень важная тема. Она затрагивает сразу множество вопросов. И демографическую ситуацию на Дальнем Востоке, и эмоциональное выгорание, и мотивацию современных молодых людей – тех, кого принято называть поколением игрек.

Про коллектив нельзя сказать, что мы все выходцы из 90-х. Хотя такие случаи бывают, что команда сохраняется полностью. У нашей коллеги из Новосибирска полностью сохранилась и держится команда первого призыва. Им сейчас от 40 до 50 лет. Она с ними делает все поля. Они надежные, очень ответственно подходят к своей работе, с ними всегда легко находится общий язык, понятно, как их мотивировать. И, конечно, накопленный жизненный опыт позволяет им качественно общаться с респондентами: число отказов меньше, завершенных интервью больше и т.д.

У нас костяк команды тоже составляют такие люди. Но всё же регулярно приходится выходить на рынок труда, искать новые кадры. Это связано в том числе и с общей не очень благоприятной демографической ситуацией у нас в Приморье. Люди уезжают. В основном возвращаются на «Большую землю» – в европейскую часть России, кто-то уезжает за границу. В последние годы таких людей становится всё больше.

Мне казалось, что описываемая Вами картина больше относится к концу 90-х, когда «Мумий Тролль» выпустил песню «Владивосток-2000» с её «уходим, уходим, уходим», а сейчас ситуация стабилизировалась…

В целом ситуация стабилизировалась. Уезжать стали меньше, хотя депопуляция продолжается. Но это если брать общие, валовые показатели. В определенных же стратах тенденции не ослабевают и даже, на мой взгляд, судя по тем людям, с которыми я работаю, усиливаются. Я для себя это объясняю так. Если раньше человек, решившийся на отъезд, по сути, уезжал в неизвестность (ни работы, ни жилья), и только очень решительные люди шли на такое, то сегодня, в эпоху интернета, люди заранее могут подобрать себе в новом месте квартиру, работу, напарника даже найти, с которым проще «преодолеть гравитацию родного края». Для этого уже необязательно быть каким-то пассионарием. Уезжаешь, можно сказать, не покидая зону комфорта.

Всё это, возвращаясь к вопросу о команде, конечно, постоянно создает нам определенные трудности, связанные с уходом опытных кадров и необходимостью их восполнять. Те люди, которых мы привлекаем, – это в основном молодые люди, выпускники вузов. И здесь мы сталкиваемся с определенными поколенческими различиями. Главное, мне кажется, это то, что поменялось отношение к труду. Люди, получившие закалку в 90-е, понимают важность денег и понимают, что деньги обмениваются на качественный продукт, качественный труд, в то же время для них важен смысл труда – зачем всё это делается, где потом это используется.

Например, когда во второй половине нулевых авиакомпания «Сибирь» проводила ребрендинг, превращалась в S7, проводилась серия опросов. Потом были опубликованы их результаты, и интервьюеры гордились тем, что в этом участвовали. Или раньше у нас был губернатор, который на заседаниях правительства, публичных мероприятиях ссылался на наши цифры, использовал их в работе. И это постоянно показывали по телевизору. Наличие такой обратной связи для людей этого поколения очень важно.

Сейчас же молодым людям важно, чтобы была движуха, чтобы сам процесс был интересным, «кайфовым». А с этим, как мы понимаем, имеются большие и всё нарастающие трудности. Понижаются доступность респондентов, желание тратить время на участие в опросах, и удовольствие из самого процесса извлекать становится всё труднее.

Вот недавно у нас в Приморском крае была череда выборов и перевыборов, и там среди прочего проводились экзитполы. И я говорю сотрудникам: «Смотрите, какой уникальный случай! Вы сегодня опрашиваете, мы получаем результат, а завтра мы все узнаём, насколько он расходится с реальными результатами». Это редкий пример ситуации, в которой соединяются и «смысл», и «драйв», которые способны мотивировать интервьюеров разных поколений.

Меняется демографическая ситуация, меняются установки современных работников. Какие изменения во внешней среде еще влияют на Ваш бизнес?

Внешняя среда действительно меняется. Я бы разделила эти влияния на самопроизвольные и рукотворные.

Первые влияют главным образом на условия непосредственно полевой работы. Раньше люди, узнавая, что мы исследуем общественное мнение, с интересом в этом участвовали, с удовольствием отвечали на вопросы. Теперь, несмотря на то что образ социолога, опрашивающего людей, устоялся, и сами опросы стали уже привычным, обыденным делом, люди хотят в этом участвовать меньше. Стало меньше любопытства. Если раньше респонденты, отвечая на вопросы, находились в таком предвкушающем ожидании – «а что интересного со мной произойдет?», то теперь они знают, что такое опрос, и ожидания интересного у них гораздо меньше. А на то, что их не способно развлечь, увлечь, они стараются свое время не тратить. По мере роста узнаваемости этого вида деятельности количество отказов растет.

Что касается рукотворных изменений в окружающей среде, то они касаются в основном условий ведения бизнеса. Это, в частности, видно на проектах с зарубежными заказчиками, которые мы делаем. Бывало такое, что мы сдаем, например, японскому заказчику работу, он тут же перечисляет нам деньги, но проходит целых три месяца прежде, чем мы получаем эти деньги на свой валютный счет и получаем возможность конвертировать их в рубли. До этого они неделями «вылеживаются» на транзитных счетах, а мы бегаем и оформляем стопки бумаг.

Валютный контроль – это притча во языцех у наших экспортеров. Но минуточку! Вы задумываетесь о том, что Вы поставляете опросы на экспорт? И что это не нефть, не газ, не пенька и даже не лес-кругляк?! Расскажите, пожалуйста, об этом. С кем еще кроме японцев Вы работаете, какие проекты доводилось делать?

Поскольку мы находимся на Дальнем Востоке, то и зарубежные партнеры у нас ожидаемо дальневосточные. Это в основном китайцы, корейцы и японцы. По законам жанра здесь положено что-то удивительное, экзотическое. И экзотика здесь действительно есть.

Во-первых, это процедурный и методологический минимализм. Более простое отношение к выборке, более простое отношение к формулировкам, более короткие вопросники.

Во-вторых, это количественный максимализм. Ну, про Китай с его полутора миллиардами населения говорить не нужно, но ведь и Япония с Кореей, имея площадь, сопоставимую с площадью одного лишь нашего Приморского края, имеют население, сопоставимое с населением всей России. (Я здесь суммирую цифры по Южной и Северной Корее и по площади, и по населению. Надеюсь, корейцы меня простят за преждевременное объединение). И когда они к нам приходят, они мыслят какими-то удивительными объемами выборки. Приходят и говорят: «А можно опросить у вас 10000 человек?» Мы говорим: «А какой срок?» Отвечают: «Две недели».

Хороший проект! И Вы взялись?

А куда деваться? Взялись совместно с коллегами из Сибири. Заказчики тестировали мобильные устройства, привезли с собой специальное оборудование.

И вот мы провели это тестирование на выборке в 10000 человек, а они потом говорят: «А давайте-ка еще 2000». Сделали и эти 2000, а они говорят: «А давайте-ка еще 8000!»

Довольны они остались работой Вашей компании?

Надеюсь, что да. Косвенным показателем удовлетворенности заказчика было то, что платеж был проведен очень оперативно. Сразу после того, как были подписаны все финальные документы. И, собственно, документы были подписаны сразу же, без каких-либо возражений. И потом, как обычно, мы три месяца дожидались денег. Валютный контроль.

А Вы не рассматривали для себя возможность открыть юридическое лицо и счет в какой-нибудь нейтральной юрисдикции, чтобы деньги от зарубежных партнеров на такой длительный срок не зависали? Это повысило бы оборачиваемость.

Честно говоря, думать в этом направлении как-то совсем не хочется. Изобретать схемы, плодить сущности. Продолжим работать с использованием текущих ресурсов. Но, в общем-то, мне кажется, что на этом участке государство малому и среднему бизнесу не очень помогает, а скорее создает некоторые трудности в работе. Хотелось бы, конечно, чтобы было немного попроще. Но в целом, несмотря на трудности, наш опыт показывает: российские социологи готовы экспортировать исследовательский продукт.

Вы сейчас сказали очень важное слово – «социолог». Все-таки Вы ощущаете себя социологом?

Очень хороший вопрос. И очень сложный. Я сама его себе часто задаю и на самом деле не могу найти однозначного ответа. Да, образовательный фундамент – социологический. И эти знания и компетенции регулярно идут в ход. Но, с другой стороны, я не сижу в лаборатории, не делаю исследования «на переднем крае науки». Вместо этого моя повседневность наполнена менеджерскими, бухгалтерскими, предпринимательскими задачами. Необходимо следить за состоянием компании, общаться с сотрудниками, мотивировать их, убеждать, контролировать, необходимо ездить на переговоры, демонстрировать заказчику свои возможности, просчитывать себестоимость и многое другое делать. Что это за профессиональный статус?

При этом, конечно, для меня это бизнес. Но не только бизнес. Это моя жизнь. Чего часто хотят люди, начинающие свое дело? Жить за границей, управлять бизнесом дистанционно. Здесь же это невозможно, потому что основной капитал в нашем деле – человеческий капитал, а инвестиции в него несколько отличаются от инвестиций в станки, офисы, землю. Здесь важны эмоции, важно общение, лидер должен заряжать людей энергией, смыслами. Важно постоянно или, по крайней мере, большую часть времени находиться рядом.

Мне сейчас по семейным обстоятельствам часто приходится бывать в Москве. Когда я звоню своим сотрудникам, первый вопрос, который мне задают: «Вы уже вернулись?» И дальше в зависимости от ответа. Если да, то говорят: «Ой, как хорошо! Мы без Вас не могли решить такие-то и такие-то вопросы. Теперь всё получится!» И наоборот. Если говорю, что еще не вернулась, то коллеги говорят: «Ну ладно. Мы без Вас еще немного продержимся. Но возвращайтесь, пожалуйста, скорее». Я прямо физически ощущаю запрос на смыслы со стороны сотрудников. Без меня образуется как бы смысловой вакуум, я обязана прийти и задать людям эти смыслы. Без этого бизнес не работает.

Вы сейчас называете те вещи, о которых недавно говорил Александр Анатольевич Ослон. Он собрал здесь, в большом зале ФОМ, коллег, участвующих во взаимодействии с региональными Партнерами, и рассказал о своем видении профессии. У Вас даже слова те же: «человеческий капитал», «смыслы», «не только бизнес».

Возможно, это связано со спецификой нашего продукта. Это же не просто марксовы «деньги – товар – деньги», это не какая-то «банальная торговля», не обезличенное отношением к тому, что ты делаешь. Нет. Здесь ты вживаешься в каждый проект, ты должен понимать, о чем он, чтобы сделать его качественно. Это тоже часть профессии. И это приятная часть.

Одним из побочных эффектов этой ситуации является то, что по мере того, как ты живешь и делаешь разные проекты в разных областях, ты становишься если не экспертом в этих областях, то достаточно просвещенным человеком. Ты вникаешь, погружаешься в предметную область, изучаешь и отчасти перенимаешь лексику предметной области. Вот сейчас, например, пошли исследования медицины. Чтобы грамотно говорить с врачами, с которыми ты проводишь интервью, чтобы общение шло на одном языке, ты должен освоить базовый словарь и понимать какие значения стоят за этими словами, ты должен вжиться в те проблемы, которые волнуют врачей. И постепенно ты понимаешь, что ты знаешь еще одну область жизни.

Кто такие социологи? Мы не производим материальный продукт, как промышленники, мы не производим (резонансный, по крайней мере) информационный продукт, как журналисты, мы производим знание и понимание. Социологи – это люди, исследующие и описывающие, как устроен тот или иной фрагмент реальности. И мы знаем, что при необходимости мы можем углубиться в любой вопрос: поговорить с экспертом, поднять необходимую литературу и разобраться в нем.

И это добавляет интереса к жизни и позволяет время от времени вставать в такую пушкинскую позицию: «Ай да Пушкин! Ай да сами знаете кто! И с этим ты разобрался!». Ну а когда общаешься с коллегами из других регионов, с единомышленниками, то как будто в зеркало смотришься, попадаешь в такую культурно насыщенную среду, что не хочется, чтобы это общение заканчивалось.

Это я сейчас говорю про общение на мероприятиях Ассоциации 7/89. Мы иногда можем и просто друг к другу в гости съездить или договориться заранее и вдвоем-втроем полететь куда-то в нейтральное место. Но, конечно, наши большие встречи в рамках форума 7/89 – это события, которые заряжают энергией на несколько недель вперед.

Не могли бы Вы в двух словах рассказать, что конкретно вызывает такие сильные эмоции?

В двух словах это описать сложно. Сначала нужно для самой себя это в двух словах понять (смеется). Наверное, здесь несколько пластов.

С одной стороны, это то, как организовано время и активность на наших встречах. Есть серьезная методическая часть, где коллеги, прерываясь только на кофе, делают доклады по актуальным вопросам, дискутируют, полемизируют. И вопросы действительно актуальные – такие, после обсуждения которых ты для себя закрываешь какую-то брешь в знаниях. Ты становишься вооружен. Оторванной от жизни, от практики абстрактной информации на таких встречах очень мало. И есть неформальная часть, где люди идут в ресторан и продолжают общение на свободные темы. (Идут, конечно, те, у кого хватает на это сил после восьмичасовых дискуссий. У меня после моих трансконтинентальных перелетов на такое сил не хватает, но душой я всегда с коллегами).

С другой стороны, эти эмоции возникают от ощущения того, что ты находишься в кругу похожих на тебя людей. Причем это общение добровольное. Никто не загоняет тебя ни под какие знамена, транспаранты, не заставляет идти строем на демонстрацию и выражать восторг. Ты волен участвовать или не участвовать, ехать на конкретную встречу в конкретный город или не ехать, идти на дружеский ужин в ресторан или идти в отель отсыпаться после перелета. И эта свобода в кругу свободных единомышленников – ни с чем не сравнимый кайф.

И последние «два слова» (по порядку, не по важности) касаются вот этого смешанного профессионального статуса. Вот смотрите. Интересные, наполненные высокими и глубокими теоретическими и методическими смыслами доклады можно послушать и на научных симпозиумах, конференциях. Там, конечно, передний край науки, всё искрит. Но там собираются чисто научные сотрудники или люди из академической сферы. «Бизнесовые» выступления можно услышать в Торгово-промышленной палате, на круглых столах, форумах предпринимателей, в бизнес-клубах, но там уже нет высокой гуманитарной культуры, исследовательского взгляда на мир. А тут и то и другое вместе. Многие члены ассоциации – действующие университетские преподаватели, кандидаты, доктора наук. И при этом они руководители и владельцы исследовательских компаний. Моя защита, к сожалению, так и не состоялась. Родился ребенок, росла компания, и не удалось завершить диссертацию. Но когда ты погружаешься в такую среду… Даже анекдот в исполнении коллег или разговор о музыке звучит особенно. Ни с чем не сравнимые ощущения!

Вы так об этом захватывающе рассказываете, что мне захотелось вступить в ассоциацию.

А Вы приезжайте к нам на встречу в мае в Санкт-Петербург. Вам наверняка есть с чем выступить. Приезжайте и сами посмотрите, попытайтесь это почувствовать. Одна поездка будет стоить десятка таких интервью.

Даже одного такого интервью ничто не может стоить. Это бесценно! Спасибо Вам огромное за то, что согласились побеседовать со мной. Спасибо за Ваши смыслы!

Спасибо Вам! Успехов в Вашем начинании!