История одной истории

– Иван, спасибо, что ты откликнулся на мою просьбу повспоминать в этот юбилейный для компании год яркие и необычные истории из ее жизни. Ты сказал, что у тебя есть одна совершенно невероятная история. О чем она? 

– История такая. Известно, что ФОМ довольно долгое время сидел, жил и существовал в детском саду, часть посещений мы там арендовали. 

<…> Мы решили отметить рубежную веху <…> (50-летний юбилей Александра Ослона. – Прим. ред.). Идея была такая: мы в большом детском актовом зале сидели на маленьких стульчиках, и это ознаменовало переход из детства в более-менее взрослую жизнь. И по фомовской традиции, когда мы сами организовывали дни рождения и другие праздники, вообще не возникало никаких рассуждений о том, что нужно подготовить какую-то культурную программу, чтобы это не было просто «пришли, посидели, поздравили друг друга и разошлись». В этой культурной программе было запланировано много интересного, Марианна Аркадьевна [Кононова,  финансовый директор ФОМа в 1993 – 2010 годах. – Прим. ред.], например, какие-то частушки исполняла (они у Ани Даниловой сохранились). 

А буквально накануне [мероприятия] Леша Блехер прислал мне текст, который написала наша Хозяйка, Зина, Зиночка, которая всех нас опекала, подкармливала, всегда у нее для нас находилось что-то вкусненькое, интересненькое, а если нам приходилось допоздна задерживаться, то она каким-то образом оставляла еду для того, чтобы мы где-то в половине десятого могли перекусить. Блехер прислал текст и сказал: «Зина тут написала свои впечатления: как она видит, как живет фонд. Она хотела бы это каким-то образом озвучить, предъявить публике». 

Я прочитал текст и просто был потрясен до глубины души, потому что этот текст, во-первых, с очень точными наблюдениями, с большой теплотой к нам написан. Я стал воспринимать его как социальную антропологию, это такой вот Клиффорд Гирц. Она рассказала своими словами то, как она видит «Понедельники», а они у нас были очень тяжелыми, потому что мы готовили «Пенту» и весь день был посвящен тому, что мы сочиняли вопросы, мы их обсуждали, мы сочиняли гайды для фокус-групп и интервью – огромное количество работы, которое должно было быть сделано и закончено именно в понедельник. Понедельники для нас были такими «штурмовыми», это был «запланированный аврал», и когда я увидел, как это выглядит со стороны Зины, я вдруг понял, что это фантастически точный, подготовленный, профессиональный взгляд именно социолога. Причем объектом выступали мы, мои коллеги и друзья. 

– Такая социология социологии со стороны хозяйки… 

– Именно! Естественно, в этом тексте не было ни слова про хозяйку, а сам текст назывался «Что такое «Пента» для нас?». Получалось так, что на предстоящем празднике нужно было найти этому тексту применение, но просто зачитать мне показалось неинтересным. Или даже так: если зачитывать, то тогда это Зиночка должна делать. 

– Резонно: она же автор. Но читать самостоятельно она стеснялась, получился тупик? 

– И, чтобы выйти из этого тупика, я придумал решение: я с минимальными правками попробую это спеть! Я не стал делать рифму, потому что любая попытка зарифмовать исходный текст – это слишком большая интервенция [в авторский замысел]. Я сделал всего пару вещей: я ритмически выстроил то, что было (слова где-то местами поменял, образы добавил или усилил), и сделал рефрен. Мне понравилась ее метафора «Аппарат, измеряющий давление, работает как часы», и я это сделал рефреном. Это был такой припев, отбивающий различные фрагменты произведения, и я назвал это «Ария хозяйки». 

Мне показалось уместным это слово – «хозяйка». С одной стороны, в прагматическом смысле, потому что Зина реально отвечала за все наше хозяйство. С другой стороны, «хозяйка», потому что текст был написан с очень большой вовлеченностью и щедростью по отношению к нам. И она примерила на себя всю ту неведомую фигню, которую мы по понедельникам производили. 

– С текстом понятно. А музыка? 

Я взял несколько узнаваемых мелодий. Сочетать их с текстом было легко, композиционно исходный текст Зины хорошо распадался на мизансцены. Я их выделил, сформировал под музыкальную реплику, под размер… Сама по себе ария получилась не такой уж и короткой: на четыре или пять минут. 

– Как же это приняла публика? 

Когда на празднике я все это спел, овации были фантастические! Зина стояла рядом, а себя во вступлении я как бы вывел за скобки: сказал, что я исполняю только то, что сделала Зина, подобрал музыку, а все остальное – ее. Зиночка была дико счастлива, она одновременно была смущена и обрадована. Меня немедленно попросили спеть на бис! Я сразу же спел это второй раз. 

Поскольку я здесь выступил всего лишь исполнителем, могу сказать без ложной скромности, это было фантастически классно! Это в значительной мере создало атмосферу того вечера. Зина действительно смогла поймать смыслы, которые не просто выделяли ее по принципу «это мой взгляд». Ей удалось увидеть, чтó нас друг с другом связывало. Этот текст – не просто текст наблюдателя, рассказывающего о внешнем для него объекте. Она говорила про «нас» (инклюзивное «мы») как участник всего этого понедельничного безумия. 

Вот так было только два исполнения этого текста, и у меня он где-то долгое время лежал (и лежит). И сейчас, когда ты обратился за «яркой историей», я о нем вспомнил. А оказывается, Блехер сохранил и версию Зины. Я думаю, что надо опубликовать оригинальный текст, потому что мои переделки… не так воспринимаются. 

– Получается, тот текст, что ты переслал, это текст Зинаиды? 

– Да. 

– Спасибо! Это и правда волшебная история. Такую не придумаешь.