Вторая часть экстервью с основательницами ИЦ «Контекст», Томск
Прошлую публикацию нашей беседы с основательницами ИЦ «Контекст» Натальей Галашовой и Наталией Лосенковой из Томска мы поставили на паузу в момент встречного вопроса «А у вас тоже есть мечта?». С этого момента и продолжим – о мечтах и планах, становлении бизнеса, преодолении кризисов, разводах с партнерами, академической карьере.
— Есть ли у меня мечта?.. У меня интернет-стартап для самостоятельных путешественников. Это робот, мы его делали два с лишним года. И он занял первое место на конкурсе трэвел-стартапов в 2017 году. Называется «ВИЗАбилити». Быстро заполняет документы на шенгенскую визу, без ошибок. Например, ты ездил в Чехию, а в следующий раз едешь в Испанию. Ты нажимаешь кнопку, и у тебя полминуты занимает повторно заполнить визовую анкету. И каждый раз, когда кто-то покупает комплект документов, у меня дзинькают в телефоне уведомления: купили на 250, на 500, на 1000 рублей, на 1250 рублей. Мой рынок — три миллиона человек в год, но дзинькает редко, потому что у нас всего пара тысяч посетителей в месяц и покупают лишь двое из ста. В общем, наш месячный доход — несколько тысяч рублей. Так что… да, мечта есть.
НГ — То есть этот продукт не продается?
— Да. Я не смог раскрутить его так, чтобы о нем «все знали». У меня закончились деньги, силы. Я взял паузу на переосмысление того, что с этим делать, и по ходатайству моих друзей попал в ФОМ. На первой встрече Александр Анатольевич Ослон сказал: «Здесь у тебя будет большой опыт общения с состоявшимися предпринимателями. Переосмыслишь».
А в целом, всё так: я сделал робота, это мегаудобная штука, и на рынке нет ничего подобного. О нас пишут неплохие отзывы. Иногда пользователи оказываются не совсем простыми людьми. Мне три месяца назад написала журналистка: «Вы сооснователь ВИЗАбилити? Я хочу взять у вас интервью». Мы встречаемся, и я спрашиваю у нее: «А как вы о нас узнали?». Отвечает: «Я ваш клиент, я сделала с помощью вашего сервиса визу и не понимаю, почему про него никто не пишет». Мы сидели, два часа беседовали. И она написала о нас в блоге «Свое дело» (это медиа-проект Сбербанка). Это было в начале весны.
И никак не взлетит. Не удается почувствовать вот это удовольствие свободного полета. Поэтому так усердно вас о нем расспрашиваю.
НЛ — А сколько это длится?
— Уже достаточно долго.
НГ — Тогда он должен был взлететь. Просто нужно продавать, продвигать.
— Да. Но низкий чек: продукт стóит всего 250 рублей. Если просто давать рекламу в интернете, то один клик будет стоить мне дороже, чем то, что я заработаю на этом пользователе. Поэтому нужно просто, чтоб «все знали». А как «все знали»? Правда, последние два месяца у меня, наконец, появилась надежда. На нас вышел и к нам подключился один Партнер, влиятельная в трэвел-индустрии предпринимательница, блогер, владелица ряда сайтов. Она пишет про разные страны, про поездки. И она разместила ссылку на нас; эти несколько тысяч в месяц — большей частью идут от нее. Я подумал, если один Партнер, разместивший ссылку, приносит три-пять тысяч рублей, то…
НГ — Yes! Десять блогеров — пятьдесят тысяч.
НЛ — Да. Это, конечно большая работа — находить и договариваться о сотрудничестве с людьми, у которых качественные, посещаемые сайты. Но в принципе, разного уровня блогеров и сайтов про путешествия в стране многие десятки тысяч. Из них, возможно, немногие того уровня, как ваш нынешний Партнер. Но, в принципе, это миллионы рублей.
НГ — Похоже, что вы нащупали правильный канал!
— Надеюсь. А дальше… я единственный игрок на рынке, и объем рынка только в России — два миллиарда рублей в год. Плюс Казахстан, Белоруссия, Индонезия, Филиппины, Индия, Китай, Ближний Восток, Латинская Америка. Им всем нужен шенген, а мой алгоритм универсальный. Правда, два миллиарда — это то, что называется «TAM» (Total Available Market). Я его никогда не захвачу весь, но это моя мечта, как у Наталии.
НЛ — (Смеется, как бы говоря: «А что ж вы здесь сидите-то! Бегом продавать!».)
НГ — Роман, мы будем гордиться, что сидели рядом с вами.
— Мне Майя Ломидзе вручала диплом за первое место. Это исполнительный директор Ассоциации туроператоров России…
НГ — Мы знаем Майю Ломидзе.
— …она тоже говорила что-то типа: «Роман, мы будем вами гордиться». Так что эти слова уже были, но пока ничего не происходит.
НГ — Вам нужно взять продажника!
НЛ — Да, одного толкового продажника.
— Который будет звонить блогерам и рассказывать им о продукте?
НГ — Который будет лично работать, писать, звонить и говорить: «Дорогой блогер (или владелец сайта), вот есть такая штука…». Это всё на личных коммуникациях строится. Вот это вообще не проблема. Нормального человека только надо найти.
НЛ — Если вы не можете ему платить, то вам надо найти Партнера-продавца.
НГ — Действительно! Тут просто нужен человек, который сможет это продавать, и всё. И это будут два миллиарда, потому что нет аналогичного продукта. Тем более, он дешевый. Ты бы за 250 рублей сколько раз кликнула, чтобы эти визовые бумаги вручную не заполнять? А с Партнером проблем возникнуть не должно, в последнее время появилось море интернет-маркетологов…
НЛ — Да, продажи в сети — развитое направление.
НГ — У меня дочь, например, продает какой-то программный продукт в Питере, какие-то решения для бухгалтеров, юристов. Тут ведь та же самая схема, та же самая лидогенерация.
— Это действительно вопрос лидогенерации.
НГ — И тут реально не надо изобретать велосипед, он уже изобретен. Тут просто нужен человек-продажник. Но, конечно, хороший продажник, который сможет договориться о размещении.
— Коллеги, спасибо большое. Я опять вдохновляюсь. Мне даже два миллиарда не нужно. Когда у меня будет в месяц миллионов десять…
НЛ — Стоп! Нет, так ставить вопрос нельзя! Надо настраиваться на два миллиарда.
НГ — Конечно!
НЛ — Вот у меня ребенок не очень спортивный. Но мы его с детства настроили, чтобы он занимался спортом — для здоровья. Бедный, он переживает очень, что у него ничего не получается, а мы — такие негодяи-родители — его терзаем. И тут он мне, после очередного соревнования, говорит: «Мама, я так мечтаю занять шестое место!».
НГ — А мама такая: «Ты что, обалдел?!».
НЛ — Да. Мама всю жизнь была первой по всем статьям, всегда и везде. (Правда, спортом совсем не занималась). И никогда я о шестом месте не мечтала — о первом всегда мечтаешь. Говорю: «Рома, пока ты не перестроишь себя, пока не будешь хотеть быть первым — ничего не получится». И на следующем соревновании — третье место!
— И это далеко не шестое уже! И тоже Рома… К вам надо прислушиваться.
НЛ, НГ — Поэтому два миллиарда и точка! (смеются).
— Итак! Теперь вернемся к вам, потому что у вас все эти предполетные сомнения уже позади, вы в состоянии полета. И вот я думаю, где эта точка? Когда вы почувствовали, что это воздушное судно оторвалось от земли — не как дополнительное направление, а как отдельный вид бизнеса?
НЛ — Это случилось объективно. Не то что бы «мы почувствовали». В какой-то момент началось перекрытие кислорода всем фондам. «Иностранные агенты» появились позже, но уже в середине нулевых пошел негласный запрет на фонды.
НГ — Первый раз меня пригласили в Сбербанк в 2004 году, чтобы я отчиталась, кто этот Фонд Форда, откуда идут деньги.
НЛ — И почему он нас поддерживает.
— Получается, что сработали объективные стимулы. Менялась внешняя среда, и вы решили сыграть на опережение. И что? Вы чувствовали, что можете содержать всю эту инфраструктуру на те деньги, которые вы выручаете за исследования?
НГ — Громко сказано — «инфраструктуру». От гранта нам оставался один компьютер и один принтер. Плюс 9 квадратных метров офиса. Но зато в самом центре города; облсофпроф — это прямо напротив университета. У нас локация была — лучше не придумаешь. Но важно было понять, потянем ли мы эту аренду.
НЛ — И первый год мы без зарплаты в «Контексте» работали.
НГ — Даже чуть больше. Нам надо было арендовать помещение, платить интервьюерам. Правда, надо все-таки учитывать, что мы еще работали в университетах и что-то там получали.
НЛ — То есть мы не то чтобы совсем сидели без денег, безответственные мамаши. Нет, конечно.
— Вот этот момент, пожалуйста, подробнее. Даже с учетом дохода в другом месте год без зарплаты — это о чем-то говорит.
НЛ — Без зарплаты от коммерческой деятельности. Всё, что мы зарабатывали исследованиями, вкладывали в развитие.
НГ — Нам нужно было покупать новую технику.
НЛ — Мы увеличили штат. Мы должны были платить менеджерам, администратору. Надо было вкладывать в развитие.
— Чтобы так себя вести, нужно верить — как Наталия учит сына — в первое место. Целый год без денежной отдачи. Получается, это были ваши инвестиции.
НГ, НЛ — Да.
— Вы инвестировали всю получаемую прибыль в развитие бизнеса.
НГ — Приходили деньги, из которых ты ничего не берешь на жизнь своей семьи, ты все отдаешь на жизнь «Контекста».
НЛ — Среди прочего мы копили финансовую подушку. Наращивали оборотный капитал.
НГ — Да. И благодаря этому подходу сейчас у нас не бывает такой ситуации, когда нам нечем расплатиться с интервьюерами. Такое иногда случается на рынке. Некоторые говорят: «Нам заказчик еще не оплатил». Это не наша ситуация. Мы оплачиваем интервьюерам сразу после собственной проверки. Ну, может быть, неделя-две будет лаг. Это максимум.
— Опять же, лаг, связанный с проверкой. Потому что оборотных средств у вас достаточно для того, чтобы расплатиться в тот же день. Так?
НГ — Исключительно с проверкой. То есть получается, что эту подушку нужно было создать, чтобы ты мог вести операционную деятельность… И потом ведь и кризисы никто не отменял, и сезонность.
НЛ — Если говорить в ваших терминах, Роман, то наш «взлет» был очень постепенным. У нас на самом деле долго не было ощущения, что мы куда-то взлетаем.
НГ — И применимо ли само слово «взлет» к небольшому региональному бизнесу? На региональном уровне у нас, конечно, прочные позиции. Мы сильная компания на местном рынке. Но мы понимаем, что томский рынок все равно по емкости весьма небольшой. Так что нам есть, над чем работать и куда развиваться. И нужно быть постоянно погруженным в текущие вопросы. Это скорее работа, чем полет. Хоть и работа на самих себя.
— Тогда это вопрос терминов. Не каждый может позволить себе работать на самого себя. Это я и называю полетом. Вы обе — выходцы из академической среды. Сколько ваших коллег может похвастаться тем, что создали свою компанию?
НГ — Никто. У меня нет таких знакомых. Мне кажется, в нашем случае сработало проектное мышление. Здесь я благодарна Дятлову с Панариным.
НЛ — Мы вышли из проектной деятельности, нас учили, как создавать работающие проекты.
— Кстати, об этом проектном проекте. Насколько гладким был переход от Школы к исследовательской компании. При переходе вы сохранили некоммерческую организацию или сразу учредили коммерческую?
НЛ — Мы стали ООО в 2004 году. В нынешнем году исполняется 15 лет нашей совместной коммерческой деятельности. В декабре будем отмечать. Тогда же в 2004-м мы закрыли АНО.
НГ — И на самом деле, жизнь показала, что идти в бизнес в формате ООО было правильно. Коммерческая деятельность предполагает определенную чистую биографию, что ли. Уйти от формата АНО было верным шагом.
— Но необязательным. Некоммерческие организации имеют право заниматься коммерческой деятельностью, если она вписывается в уставные цели.
НГ — Мы считаем, что здесь все-таки должна быть определенная стандартизация. Есть у тебя «автономная некоммерческая организация», занимайся ты тогда, чтобы к тебе не было какого-то особого внимания, некоммерческой деятельностью. В 2004-м, перестраивая свою модель, мы всё взвешивали и понимали, что юридически мы в принципе могли бы продолжать двигаться с АНО, но нам показалось, что это концептуально не совсем правильно.
— Поразительно! Не хотелось захватывать с собой в мир коммерции эту вот некоммерческую ауру и карму.
НЛ — Не хотелось. И тогда мы открыли ООО. И оно с тех пор уже живет и занимается конкретной деятельностью — 73.20 — это анализ конъюнктуры рынка. Хотя у нас есть широкий спектр ОКВЭДов, как обычно.
— В 2004 году вы полностью переключились в формат исследований. Но ведь не за горами был кризис 2008 года. Как вы его пережили?
НЛ — Его мы пережили не исследованиями… Не было исследований.
НГ — Кризис был очень мощный, мы выжили только на промо. Это реклама в местах продаж. У нас стояли промоутеры. И мы поняли, что промо заниматься не хотим больше ни-ког-да.
— Вы интервьюеров переквалифицировали в промоутеры?
НГ — Нет. Произошла полная замена персонала.
— И потом возврат назад? Как это получилось?
НГ — Когда снова появились запросы на исследования, мы выдохнули.
НЛ — Также мы стали выходить в то время на субподряды.
НГ — Действительно, кризис помог нам посмотреть в эту сторону. Мы с Наташей проанализировали предшествующий опыт и решили: «Да, все-таки тогда мы были слепы». Потому что когда грянул кризис, наш магистральный заказчик — «Сибирская аграрная группа» — всё свернул, оставил только рекламные коммуникации, которые помогают продавать.
НЛ — И субподрядное направление точно было лучше, чем промо.
НГ — Мы рассуждали так: «Мы что-то упускаем. Опросы про политическую стабильность шли, идут, и будут идти всегда. Несмотря на кризисы. Нам нужна диверсификация». И в результате мы в тот период вышли на ФОМ. Просто пришли в ФОМ и сказали: «Здравствуйте, мы Наташи».
НЛ — Примерно так. Только я одна ездила (улыбается).
НГ — Точно! Ты в тот раз была одна. Познакомилась с Тимуром Османовым, с Оксаной Акуловой. И как-то – раз!, и мы сразу встраиваемся. Это было невероятно.
НЛ — Обычно в то время все новички начинали с субподрядов компаний второго-третьего эшелона. У нас ничего такого не было — мы вышли сразу же на ФОМ. И ФОМ стал сразу давать нам хорошую работу. В нашей полевой деятельности ФОМ долго был номер один в портфеле. Сейчас 5%, а в первое время был почти 100%. Потом уже появился ВЦИОМ. Он некоторое время к нам не шел, а потом начался период, когда компании стали искать дублирующих подрядчиков. И мы начали сотрудничать с ВЦИОМом, который, к счастью, тоже стал обеспечивать нас большими объемами работы.
— И потом, наверное, еще началось возрождение маркетингового рынка, и стали возвращаться региональные заказчики полноцикловых исследований?
НГ — В целом, да. Но эта тенденция имела ограниченные масштабы. Например, даже в «Сибирской аграрной группе» сейчас проводится одно-два стратегических исследования в год.
НЛ — Поэтому, главным образом, наш рынок — это рынок субподрядных проектов, и присутствие ФОМ в числе наших заказчиков для нас всегда было очень значимо.
НГ — ФОМ — статусная компания. Престижно, когда такой участник рынка присутствует в твоем портфеле клиентов. И когда оглашаются результаты исследования «РИК», которое ежегодно проводит и публикует Ассоциации «Группа 7/89», ФОМ, как правило, был на первом месте. Мы ценим наше партнерство.
— Выстраивание бизнеса — это выстраивание отношений. С клиентами, с работниками, с Партнерами. Не всегда все идет гладко. Бывало ли такое, что вас кто-то предавал?
НЛ — Когда мы вышли на коммерцию, нас было трое: три Партнера, три девушки. И третий наш Партнер не пережила моего декрета.
— Это что такое? Типа: «Ты ничего не делаешь, но получаешь деньги?».
НГ — Именно так.
НЛ — Точнее: «При маленькой прибыли ты еще что-то получаешь. Сама сидишь дома и разве что какие-то отчеты делаешь. Но не видно, что ты там делаешь».
НГ — Что бы она там ни делала, это было несопоставимо по объему работы, по трудозатратам. А декрет длился полтора года, может, чуть меньше. И у нашего третьего Партнера сдали нервы.
— Но ведь это очень короткий период, на самом деле.
НГ — Конечно!
НЛ — Но это 2008 год был, самый кризис. Тут и так тяжело, а еще одна отдыхает, а деньги ей плати. Уверена, у тех, кто работал и тянул меня, время шло медленно.
— И как сегодня? Вы сохранили отношения или не общаетесь?
НЛ — Нет, не общаемся.
— Тогда это очень деликатный момент. Но я хочу оставить его в тексте, потому что эта ситуация, на мой взгляд, имеет прямое отношение к бизнес-мышлению. Я вижу, что ваш третий Партнер рассматривала ситуацию в терминах трудозатрат и трудовых доходов. Это психология наемного работника. А Наталья Галашова смотрела на это в терминах акционерного участия и ожидала, что когда вы выйдете, вы принесете выгоду, несоизмеримую с какими-то механическими человеко-часами. То есть она видела в вас стратегический ресурс, а не просто пару лишних рабочих рук. Это уже бизнес-мышление. Не говоря о том, что это командная игра. Поэтому я хотел бы, несмотря на то, что у вас возникнут этические возражения (мол, нельзя обсуждать публично такие вещи как уход Партнера) все-таки немного об этом вас расспросить. Как о бизнес-кейсе. Абстрактно.
НГ — Психологически мне было абсолютно понятно, чем наш Партнер тогда была недовольна. Мы с ней вдвоем работали на этом противном «проме», на том, чем заниматься не хотелось. Это была тяжелая работа на выживание. Но в то же время я понимала, что будет неправильно сказать: «Ты знаешь, ты не работаешь и не должна получать деньги». И действительно, мне кажется здесь, не рассуждала об этом как о собственности. Что все мы собственники. Поэтому… Что значит «Ты сиди просто так»? Как собственник, Наташа имеет ровно такое же право на эти деньги.
— Долю…
НГ — Да, это доля в компании, и, если есть какая-то прибыль, то ее нужно распределять между всеми участниками.
— Расстались Вы, получается, нехорошо?
НЛ — Нет, все-таки относительно хорошо. Мы активы поделили по-честному, мебель. Диван она забрала, столы мы взяли.
— По линии «диван-столы» я тоже прочитываю какую-то асимметрию: для личного пользования это или бизнес-актив. Диван — ближе к личному. Или мне уже мерещится?
НГ — Нет, раздел имущества проводился скорее по линии стоимости и ликвидности активов. Наше расставание было прагматичным. Мы посчитали износ — я помню, это было для меня очень знаково, произвело впечатление. Так, например, наши совместные расчеты показали, что у сейфа маленький износ, он продолжает стоить почти так же, как во время приобретения (мы покупали дорогой сейф). Нам пришлось его отдать. И с каким трудом — ты помнишь, да? — она этот сейф выносила! Это было невероятно, сюрреалистично, невозможно. Вообще, было забавно. И это всё предельно рационально.
— Хорошо, что это позади. Я часто задаю бизнесменам этот вопрос, и кто-то говорит просто: «Да, предавали, простил, общаемся дальше, жмем руки при встрече» и всё – коротко отвечает, односложно. А тут такие шекспировские слои!
НГ — Потом она уехала и в другом городе продолжала заниматься тем же самым. Несколько лет она занималась этим бизнесом. Но в последнее время слышу от знакомых, что сейчас она работает по найму. Продолжает заниматься той же деятельностью, но уже как наемный работник какой-то организации.
— Это кармическое что-то. Кто ты в глубине себя: предприниматель или наемный работник. Поразительно! Но для полноты картины здесь просится еще один уточняющий вопрос: что у вас сегодня с диванами, столами, компьютерами, квадратными метрами? Удалось восполнить потерю от того раздела имущества? На диване я сегодня сидел, очень удобный.
НЛ — Нам кажется, в целом, удалось. У нас всё увеличилось примерно на порядок. Офис теперь больше ста метров, компьютеров и столов стало раз в десять больше, сотрудников тоже в десять раз.
— Неужели и сейфов теперь тоже десять? Или он стал в десять раз вместительнее?
НЛ — Нет. Сейф всё такой же, просто доля безналичных платежей за эти годы выросла на порядок (смеются).
— Сохраняете ли вы какое-то участие в академической жизни?
НГ — Я да, до сих пор кайф от университета получаю. Я пыталась оторваться, но все эти годы параллельно еще преподаю. Я думала, что постепенно это отпадет как лишнее, но оно не становится лишним.
НЛ — Наоборот прибавляется и прибавляется. Знаете, какая я злая была, когда она во второй университет пошла?
— Во второй?
НГ — В дополнение к педагогическому я еще пошла в ТГУ. Сначала я преподавала только «рекламу и связи с общественностью», а сейчас рассказываю студентам отделения социальной антропологии о методах исследования — то, что мы здесь делаем. Для них это очень полезные знания.
— А что толкает увеличивать нагрузку?
НГ — Мне нравится, когда я занята сильно. У меня взрослые дети. Здесь, в офисе, наверное, можно было бы круглосуточно сидеть. Для меня университет — это как почитать книгу, я лучше дома не почитаю книгу, но мне со студентами по кайфу. У меня в жизни именно так: когда «по кайфу», тогда я это и делаю.
— Мне кажется, «по кайфу» — очень точная формулировка. Возможно, неготовность заниматься тем, что не приносит удовольствия, является еще одним водоразделом между предпринимателем и тем, кто работает по найму?
НГ — Кроме того, это приводит к тому, что с возрастом становится всё более нестрашно. Я чувствую, что мой мозг по-другому работает. Недавно в одном из моих университетов нас всех собрали и сказали: «Времена трудные, вас переведут на 1/4 ставки». Мы все примерно ровесники, и вот коллеги сидят и говорят: «Что же теперь делать! Кому мы нужны, где нам искать работу? Ведь нам почти 50 лет!». Я говорю: «Стоп! Коллеги, вы чего?! "Всего 50 лет", а не "почти". Сейчас время такое, что мы не пропадем — у нас столько знаний!».
— А они что? Глаза, наверное, потухшие, не верят?
НГ — Да. «Жизнь закончилась» — как-то так. На днях было очередное заседание, и я снова: «Надо понимать, что мы ценные сотрудники, нас должны с руками и ногами отрывать. Не на региональном рынке труда, так на другом. У всех выросли дети, с мобильностью проблем нет». Но у них есть страх потери работы в университете. Мне же как-то с годами кажется, что не страшно всё это.
— А в самом преподавании что больше нравится: готовить лекцию или докладывать?
НГ — У меня, наверное, демонстративный тип личности, мне нравится перформанс. Заниматься подготовкой — это для меня убийственно, я вообще это не люблю.
— Как всё это стыкуется с работой в Контексте? Сколько уделяется компании, а сколько — академическим вещам?
НГ — Примерно 80 процентов на 20.
— То есть эти курсы уже написаны, обкатаны, начитаны, и остается чистая движуха, перформанс?
НГ — Да.
— А вы, Наталия, получается, как из университета ушли, так потом и не возвращались к этому?
НЛ — Да. Я не видела в университетской работе перспектив для себя и не хотела тратить на это время. В политехе у меня помимо общей и прикладной социологии были достаточно удаленные от социологии дисциплины: информатика, менеджмент, инновационный менеджмент и другие. И это занимало очень много времени — я не могу так: подготовить за ночь курс и пойти читать. Мне надо сидеть и сидеть над этим, ночами, бесконечно.
— Действительно, совсем другой подход. И сразу отпадает вопрос, чтó вам больше нравилось в преподавании: подготовка или донесение материала.
— Конечно, я тоже больше люблю работу с аудиторией. Это как у артистов, которые получают удовольствие от выхода на сцену. Когда видишь, что тебя понимают, и отвечают осознанно, а потом говорят «спасибо» — это конечно, приятно. Но, с другой стороны, я всегда понимала, что в принципе не очень хочу этим заниматься. Каждый год одно и то же: никакого продукта на выходе я не вижу, не чувствую, не осязаю. А здесь такая деятельность, которая кому-то полезна, кто-то целерационально это использует, и от этого кайф.