• Портреты

«Я до этого не слышала, что такое социология, но мне почему-то это всё понравилось»

Первая часть интервью с Партнёром ФОМ в Красноярском крае Ириной Муратовой

qr-code
«Я до этого не слышала, что такое социология, но мне почему-то это всё понравилось»

Весной мы анонсировали выезд в регионы в формате ФОМ-сетов. Летом удалось реализовать два пилотных ФОМ-сета. Первым городом, куда вылетела объединённая команда ФОМ и РАНХиГС, был Красноярск. И первые два интервью с руководителями компании-партнёра, предполагаемые экспериментальной концепцией ФОМ-сетов, были сделаны именно с коллегами из ООО «Общественное мнение-Красноярск»: с генеральным директором компании Ириной Муратовой и её заместителем Мариной Бердоусовой. Фактически интервью с Ириной началось на одной из скал в природном заповеднике «Столбы» в Красноярске, куда она повела нашу команду сразу по прилёте из Москвы. Продолжилось уже в более привычном фрейме офиса и директорского кабинета с включенным диктофоном и чашечкой чёрного чая. Говорили о бизнесе. Но с предпринимателем такой исторической глубины разговор не мог не свернуть на витиеватую тропинку истории. Личной истории, истории компании, истории отрасли, вплетённых в историю страны. Представляем вашему вниманию первую часть этих историй про историю.

– Наш разговор о бизнесе, но в случае с вашей компанией я хотел бы начать с истории или предыстории. Я некоторое время назад сидел, разбирался с записями в ЕГРЮЛе и видел, что ваша фамилия стоит в числе учредителей рядом с фамилиями ветеранов ФОМ. Фонд «Общественное мнение-Красноярск». Как это получилось?

– Наша история начинается в 1991 году. За три года до этого было основано Восточносибирское отделение Фонда «Общественное мнение». Когда ФОМ выходил из ВЦИОМ, он создал по аналогии с ВЦИОМ сеть отделений. С тех пор мы и существуем. А потом было несколько волн перерегистрации.

– И уже во время одной из них вы стали фигурировать в числе учредителей?

– Да. Несколько раз случались обязательные перерегистрации. И в эти моменты мы садились и решали, не уйти ли вообще от слова «ФОМ» в названии, потому что это накладывает определённые ограничения. Некий элемент несамостоятельности как будто бы появляется. Но нас знают по этому имени местные клиенты. А ФОМ мог показывать наличие филиальной сети, это иногда требовалось на различных тендерах. Поэтому каждый раз решали оставить название. Но постепенно мы всё-таки от этого имени уходим.

– А как всё началось для вас лично? Какой у вас для этого был фундамент, образовательный и рабочий, чтобы в те годы начать заниматься изучением общественного мнения, проводить опросы и исследования?

– Я училась в Красноярском госуниверситете на экономическом факультете. На третьем курсе у нас началась специализация. И вдруг – как раз на третьем курсе– открыли отделение социологии. «Отделение» – это громко сказано, потому что это был экспериментальный набор, шесть человек с курса. Я до этого не слышала, что такое социология, понятия не имела, но мне почему-то это все понравилось. Понравился рассказ. Когда открывали, рассказали вкратце, что это такое – что сами понимали.

– Да. Очень правильная ремарка: «что сами понимали».

– И я подала заявление туда. То есть база всё равно оставалась экономическая – диплом у меня экономиста, потому что не было выпускающей кафедры, и я защищала диплом по социологии на кафедре экономики. Это было то ещё приключение, нас никто не понимал, какую чушь мы несём, мы все шесть человек защищались.

– А какая была тема диплома?

– Тогда это была прикладная социология, на предприятии. У меня была тема, связанная с производственным климатом. Точное название я сейчас не вспомню. Я ходила на завод, опрашивала сотрудников.

– Когда я учился, ещё были пособия «В помощь заводскому социологу», памятки, инструкции.

– Вот-вот! Что-то подобное. Я писала диплом и проводила дипломное исследование на заводе автоприцепов. У нас недалеко есть город Сосновоборск, в котором раньше был такой завод.

– Пятёрка?

– Тройбан!

– Как?

– Мы все защитились на тройку. Все шесть человек. Потому что какие-то вопросы задают, на которые нельзя так ответить, надо отвечать по-другому, а они не понимали. Но мы к этому были готовы морально, нас предупредили. Там на защите присутствовал единственный человек, который в социологии что-то понимал и который вёл эти дисциплины, но даже он время от времени нас топил. Там шансов не было. Так как на красный диплом я всё равно не шла – четверок было больше, чем пятёрок – я восприняла это достаточно спокойно.

– И что дальше? Куда направились, получив диплом?

– Было распределение, меня на тот же завод автоприцепов и распределили. Я там проработала ровно месяц. На заводе была социологическая лаборатория, нас было три человека, и начальник. Но на самом деле там работы не было вообще, я тосковала страшно, потому что приходила в лабораторию, а там, поскольку нет потребности постоянной что-то мерить, приходишь, и начинаешь читать книжки по специальности – что было в тот момент. Ничего другого читать нельзя, а больше делать нечего. Это был просто кошмар, это вообще не для меня. Хотя и коллектив, и начальник были нормальные, но что-то же надо делать. Это было лето 1988-го.

И тут я услышала, что открылся Всесоюзный центр изучения общественного мнения, и что приезжает человек в Красноярск открывать Восточносибирское отделение ВЦИОМ. Не помню, какими путями до меня дошло это известие – видимо из-за того, что совсем узкий был наш круг, я поехала на эту встречу. Там был такой приятный господин или тогда ещё «товарищ», разговаривал с кандидатами по одному. Он не ответил мне ни «да», ни «нет». Сказал что-то вроде «подумаем, будем принимать решение». Я приехала обратно в Сосновоборск, пришла к начальнику и сказала, что увольняюсь.

– Даже так?

– А он говорит: «Как это так?! Ты не можешь уволиться – по распределению ты должна отработать три года». Я отвечаю: «Я не буду работать». Он на меня покричал, потопал, руками помахал и сказал: «Ну ты хотя бы три дня должна отработать». На это я согласилась.

Прихожу на следующий день на работу и вижу – это было для меня такое приятное потрясение, – что на рабочем месте стоят цветы и тортик. Я помню, что чуть не расплакалась. И он такую проникновенную речь сказал, что как-то прямо вчера был такой шторм, а сегодня… Это он сам проявил такую инициативу, удивительный человек. И на такой хорошей ноте мы распрощались.

На следующий день я пришла к этому дядечке из ВЦИОМ, он ещё был в Красноярске. Мол, ну всё, я уволилась, я к вашим услугам. И он сказал: «Приносите документы». И меня взяли.

У нас был такой маленький коллективчик, нас было четыре человека. Двое молодых людей, постарше меня немножко, года на три-четыре, молодой коллектив, а начальник был постарше, мне казалось, что он старый – лет 45. Такой коллектив был молодой, задорный, всё делали сами. Сами опрашивали. Не было ещё интервьюерской сети. И опросов было не такое количество, не такой был конвейер, всё было по-другому. Ходили в паспортный стол, я помню, там картотеки, такие огромные шкафы, я выдергивала карточки по шагу, из этой карточки переписывались данные – адрес, имя-отчество, год рождения.

– Сейчас бы не пустили в паспортный отдел. Просто к ним ведь тогда приходил сам «Всесоюзный центр изучения общественного мнения». Госструктура, рождённая Перестройкой.

– Да, у меня даже корочка есть, ещё за подписью Заславской, что я сотрудник.

– Для меня эти времена – легендарные. Даже спустя десять лет, когда Татьяна Ивановна Заславская преподавала у меня в Шанинке, они уже были легендой. Тем болеее сейчас… Сейчас я вижу у вас на столе компьютер, мы в XXI веке. А что было тогда? Вы опросили, а дальше что происходило с этими данными, как выглядела обработка?

– Точковали*. И потом, весь процесс получения и сдачи заданий происходил не по электронной почте и даже не по телефону, а посредством полёта в Москву. Все летали по очереди. В какой-то момент уже никому не хотелось ехать в Москву. А так как я была бессемейная, я стала летать чаще всех. Ведь это получается два раза в месяц как минимум, эти полеты, конечно, утомляют. А мне нравилось. Москва конца восьмидесятых – начала девяностых бурлила, я приезжала, подпитывалась там энергией, что-то в воздухе витало, было прикольно, задорно. Это сейчас я не получаю удовольствия, а тогда мне нравилось.

* Точкование – способ быстрого построения линейных распределений без помощи вычислительной техники (см. иллюстрацию ниже).

– Что это: молодость или приобщиться к «движухе», которая намечалась, висела в воздухе?

– И то, и другое, я думаю. Время было очень интересное в этом плане. А потом постепенно всё это по энергетике стало затухать. И сейчас, например, когда я приезжаю в Москву, она не только не даёт мне энергии – она высасывает из меня энергию, я дико устаю.

– Расскажите о переходе к рынку, когда был большой слом.

– Когда ФОМ выделился из ВЦИОМ, ему тоже понадобилась сеть, но он не стал создавать её заново, потому что она уже была. Так было оформлено Восточносибирское отделение ФОМ. Отличие было в том, что директор уже работала без зарплаты, а просто по договорам подряда на проведение исследования – на коммерческой основе с юридическим оформлением. Вот такой был элемент рынка.

– В июле 1992-го?

– 1991-го – потом у ФОМа в Москве была перерегистрация. Поэтому мы празднуем на год раньше, чем ФОМ. Мы на год старше.

– А как вы перешли в ФОМ? Или вы сначала сохраняли место и там, и там?

– Сначала была и там, и там, и не я была первым директором Восточносибирского отделения ФОМ. Сначала директором ФОМ был Сергей Бердоусов. Примерно в то же время сменился и директор отделения ВЦИОМ, им стал молодой парень из нашего коллектива – Виктор Антонов. Но потом начались совсем девяностые – 1994 год, когда торговля шла полным ходом: челноки, бартер. Ребята сильно увлеклись торговлей, перепрофилировались. И оказалось, что на исследованиях осталась я одна – и в одной, и в другой организации. Мы все сосуществовали тогда в одном коллективе.

– А чем они стали торговать? Категория?

– Антонов сейчас вообще в банковской сфере. А тогда были платья, алкоголь, спирт «Рояль», помните такой? Список был большой.

– Ух ты! Аж пахнуло девяностыми! Это и правда настоящая торговля.

– Да. Он же организовал хлебопекарню, которая в принципе неплохо работала. Короче, туда пошёл и вообще отошёл от опросов. И Бердоусов тоже вслед за ним. И на место директора отделения ВЦИОМ пришел их товарищ, Сергей Белокопытов, который сейчас в Москве, работает на Первом канале. Он по образованию математик, немножко из другой сферы, но всё было в порядке, мы с ним хорошо взаимодействовали, пока в какой-то момент не поругались. Я и сейчас не совсем покладистая, а молодая была совсем резкая: «Ах так?! Ну ладно, всё, до свидания!». И ушла.

– И ушли в никуда?

– В никуда. Повод был пустячный, но что-то заискрило, такое бывает. Я бы сейчас так не сделала, и он, думаю, тоже, но мы были молодые, искрило у обоих. Я ушла в никуда, и честно пыталась найти работу. Я прихожу и что-то как-то не то. Где-то меня не берут, где-то мне самой не нравится, и месяца два я ходила в поиске. А потом мне звонит из ФОМ Лейла Васильева, и говорит: «Ира, Серёжа наши проекты вообще никак не берёт, возьми хоть "Пенту" нашу». Что-то у них там тоже не сложилось с ФОМ. А мне деньги нужны, я говорю: «Хорошо». И стала делать «Пенту». И потом вдруг задумалась: «Вот же! Мне же всё это нравится».

А так как был директором оформлен Бердоусов, который уже не работал, я к нему прихожу, и говорю: «Ты работать будешь?». Он отвечает:«Да зачем мне это надо!». И начали переоформляться. Как мы это делали технически, не помню, ездили ли в Москву или на месте всё получилось оформить.

– Таким образом Бердоусов ушёл в торговлю, а вы стали директором?

– Да, сначала «Пента», потом другие проекты и прочие, получилась параллельная структура существующего на тот момент отделения ВЦИОМа. В Москве ВЦИОМ и ФОМ уже разошлись. А у нас продолжали существовать вместе. И через несколько лет в Красноярске тоже разошлись.

– То есть поначалу было одно помещение, один коллектив, а номинально существовали две структуры?

– Да.

– И затем в какой-то момент подключились другие заказчики?

– Местные подключились позже. Сначала я наладила взаимодействие с другими московскими заказчиками – помимо ФОМ и ВЦИОМ. Приехала в Москву, и просто прошлась по компаниям. КОМКОН уже был, ещё какие-то были. Просто познакомилась, и стали появляться заказы.

Постепенно на нас вышли местные заказчики. Сами. Это было на связях всё. Не то, что бы знали, что такая компания появилась, а просто пришли именно ко мне. Первый из «РусАл» был. Тогда это был «КРАЗ – Красноярский алюминиевый завод». Конечно, не сам Быков ко мне пришёл, а человек, который в этот момент занимался там маркетингом или пиаром.

– А что был за проект, вы помните? Что они хотели изучить: что-то внутри коллектива или рынок?

– Рынок. Сначала был интересный, странный проект, мы мониторили цены.

– Это были кабинетные исследования?

– Не совсем. Мы проектировали выборку, чтоб она была корректной по количеству киосков, регионов, магазинов (сетевых магазинов тогда ещё не было). Утверждали выборку с заказчиком, и по нескольким городам делали мониторинг.

Потом стали появляться другие клиенты, новые проекты. И они подписывали договор с ФОМ Красноярск. Попытки поставить поиск региональных клиентов на поток – систематически походить по потенциальным красноярским заказчикам – успеха не принесли. Приходили другие и иными путями. Как-то эта цепочка – сарафанное радио – срабатывала. Наверное, какую-то роль в этом играло то, что ко мне время от времени обращались журналисты: «Нет ли у вас какой-нибудь темы?». Я говорила, что есть, и давала информацию. Бывало, что сама писала по их запросу или по обозначенной проблематике. И думаю, это тоже как-то срабатывало.

– Паблисити. Сами вы не искали контактов, они приходили.

– Да. И я стала расслаблена и ленива в этом смысле. Как-то приходят сами.

– Это мой традиционный вопрос. Мне всегда хочется понять, в какой момент вы почувствовали, что вы всё-таки не назначенный директор некой институции, учреждённой из Москвы, а директор или владелец самостоятельного бизнеса?

– Для меня это был сложный момент. Одно дело, когда я подхватила «Пенту», делала «Пенту» просто как интервьюер. Потому что «Пента», это один человек может справиться с этим. Два дня работы полных, и нормально. Когда пришёл момент, что из ФОМ стали приходить ещё кроме «Пенты» другие проекты, я поняла, что мне нужно уже выступать не как интервьюер, а как организатор и организация, и вообще брать на себя функцию директора. Потому что позиция директора в условиях рынка, как я говорила, это уже самостоятельная единица, это не то, что мне будет зарплата приходить.

Я нанимаю коллектив, должна всем обеспечить зарплату, выплатить налоги и другие моменты. Это уже ответственность. У меня на самом деле была ломка большая. Я основательно думала. Не неделю и не две. Я до этого всегда была исполнителем и хорошо себя в этой роли ощущала. Мне было комфортно. Брать на себя эту ответственность мне было сложно. Я пришла к одному знакомому в гости, мы сидим за бокальчиком коньячку, и я стала советоваться: «Не знаю, браться или нет. С одной стороны, внутренне понимаю, что это нужно сделать, потому что это именно моё, то, чем бы я хотела заниматься. Соответственно, нужно браться. Но, с другой стороны, я переживаю – смогу я или не смогу. Есть ли у меня эта потенция директорская?». И он ответил также в терминах потенции, но уже не директорской. Такую яркую и приземлённую метафору использовал. На меня это произвело сильное впечатление. И после этого разговора я решилась. Собралась внутренне и пошла в директоры.

– И как после этого поменялась жизнь? Что нужно сразу было делать? Нужно получить этот приказ о директорстве, назначение?

– Некоторое время ФОМ улаживал юридические вопросы, готовил сами документы. Но я начала руководить по факту сразу. Помещение, люди, техника – все эти вопросы нужно было начинать решать уже сразу.

– А до этого вы работали индивидуально прямо из дома? Приходил заказ, отработали, сдали, получили зарплату?

– Да. Поездом встречала, поездом отправляла, тогда так вся страна работала.

Хорошо. Пришлось помещение арендовать, людей нанять. Кого вы пригласили первым? Кто пришёл?

– Первой была моя сестра, которая в то время была студенткой, и она мне стала помогать, а потом появилась Марина Бердоусова, жена того самого Бердоусова, который ушёл из нашего бизнеса, из нашей сферы. Марина и сестра – самые древние мои сотрудники, с ними практически с самого начала, с 1994-1995 года. А девочки – уже позже. Конечно, сотрудники менялись. Не часто, потому что не люблю менять людей. Если кого-то нанимаю, то они у меня довольно долго держатся. И если увольняются, то по каким-то своим причинам: кто-то на пенсию ушел, кто-то по личным обстоятельствам, кто-то переехал.

– Когда вы поняли, что у вас получается руководить?

– Внутри тебя возникает своеобразная внутренняя пристройка. Это идет не резко, постепенно. Сталкиваешься с какими-то ситуациями, когда нужно какие-то вещи решать диктаторски, без этого нельзя. Потому что что-то можно решать демократией, или нормально, а что-то надо диктатом. И эти моменты для меня не очень приятные, потому что я люблю всё-таки полюбовно, но, тем не менее, одна ситуация, вторая, третья, где приходится применять волевое решение. Получается не перелом, а трансформация некая внутри себя – психики, личности.

– Просто из серии решений, проведённых диктаторским способом?

– И диктаторских решений, и внешних ситуаций, когда ты вынужден осознать себя в этом статусе. Что-то приходит – либо из коллектива, либо снаружи. И как-то потихоньку осознаешь, что да. Но это происходит поэтапно, не резко. Резко наваливается поток решений, это да.

– Какие-то были в девяностые наезды «братков», рэкетиров?

– Такого не было, видимо из-за того, что мы слишком мелкие. Никому никогда не было понятно, чем мы занимаемся. Но я помню ситуацию, это были какие-то девяностые, когда ещё у ВЦИОМ была система премирования. Но премирования не денежного, а через каталог Quelle. И я помню, нас премировали на 100 долларов каждого, и нужно было выбрать из этого каталога что-то на эти деньги. Я поехала в Москву в очередной раз, и заодно надо было пойти в Quelle и выкупить товары для всего коллектива Восточносибирского отделения. И там были красивые такие с синей лентой коробки с надписью Quelle. И все коробки эти были перебинтованы, совершенно понятно, что это товар. Помню, в аэропорт ехала с большими проблемами. Такси было не принято, было немножко дико, и я в метро, в автобусах с этими коробками. Коробок больше, чем у меня рук, понятно, что я привлекала всеобщее внимание, в том числе всяких непонятных элементов. И я уже такая уставшая, злая, думаю, зачем я за это взялась, в таком состоянии духа, и через какое-то время ко мне начали приставать эти элементы с плохими намерениями. Но у меня было такое настроение. Энергетически я была так заряжена, что они от меня отлетали как горох. Потом, когда стала вспоминать, недоумеваю: «Как получилось так легко отбиться?». Смешно становится.

– Очень точный образ! Друзья, которые проходили через это в девяностые, рассказывают, что именно так и решались проблемы – чисто на энергетическом уровне. К тебе приходят, и, если ты слабину дашь, они тебя берут в оборот, а если нет, то уходят. Большинство так и отбились, как вы с коробками.

(Продолжение следует)

Ранее на эту тему:

БЕСЕДОВАЛ РОМАН БУМАГИН. ФОМ

Поделитесь публикацией

  • 0
  • 0

Подпишитесь, чтобы получать лучшие статьи на почту

Нажимая кнопку, я соглашаюсь с обработкой моих персональных данных и Политикой конфиденциальности

© 2024 ФОМ